Сергей Довлатов и газета СПбГМТУ «За кадры верфям»

---

Корабельная гавань Сергея Довлатова 

(24 Августа 2015 года)

"Гавань — место на воде, при берегах морей, больших озер и рек, имеющее естественную защиту от волнения, или огражденное искусственно и представляющее удобную стоянку для судов..."
Энциклопедия Брокгауза и Ефрона

24 августа 2015 года исполнилось двадцать пять лет со дня кончины Сергея Довлатова. И вот уже на протяжении четверти века он является, пожалуй, самым читаемым, часто и многотиражно издаваемым русским писателем. Невероятная слава настигла его едва ли не на другой  день после смерти, и с тех пор не отпускает. В период с 1978 по 1990 год он опубликовал за рубежом 12 книг, многие из них были переведены на иностранные языки. Наряду с Иосифом Бродским и Александром Солженицыным Сергей Довлатов входит в тройку наиболее известных западному читателю русскоязычных авторов конца XX века.  Его именем даже названа улица в Нью-Йорке. Но  вряд ли он мог себе представить насколько громадной окажется читательская любовь и признание на родине, в России. Хотя и верил в это. В повести «Заповедник», написанной в 1983 году, приведен такой диалог:

- Кому нужны мои рассказы в Чикаго?
- А здесь кому они нужны?
- Всем. Просто сейчас люди об этом не догадываются.
- Так будет всегда.
- Ошибаешься.

И, в самом деле, супруга литературного героя Довлатова ошиблась, а он, к счастью, оказался прав.

Для Санкт-Петербургского государственного морского технического университета имя Сергея Довлатова имеет особое значение.  Дело в том, что будущий популярный писатель  трудился в редакции вузовской газеты «За кадры верфям»  с  5 октября 1965-го по 16 апреля 1969 года, причем, более двух лет, с 7 февраля 1967 года, исполнял обязанности главного редактора. К слову, это был самый продолжительный стаж в трудовой книжке будущего писателя. В текущем году, объявленном Годом литературы в России, «Корабелка» отмечает полувековой юбилей прихода в газету Сергея Довлатова.

Каким же было время Сергея Довлатова в «Корабелке»? Любопытно отметить, что писатель в своих произведениях неоднократно упоминал о работе в различных многотиражках.  Но при этом ни разу не указал название  «За кадры верфям» или, как ее именовали остряки 60-х, «За дебри вепрям». Хотя именно газета ЛКИ во всех официальных биографиях писателя значится, как некий жизненный этап, следующий непосредственно за армейской службой. Почему не назвал ЗКВ  – остается загадкой. Но, нет худа без добра. К Довлатову и после смерти предъявляют претензии лица, ставшие прототипами героев его рассказов. Шлейф недовольства бывших коллег литератора, раздраженных тем, что их высмеяли, ославили - огромен. Насколько мне известно, студенты и преподаватели Ленинградского кораблестроительного института – не стали персонажами произведений Довлатова. Они не фигурируют на страницах прозы автора под своими или вымышленными фамилиями. Никто не в обиде, и на том спасибо.

Итак, во второй половине 60-х годов ХХ века  Довлатов строчил заметки для многотиражки ЛКИ, редактировал статьи других авторов, отбирал фотографии, вычитывал гранки, проводил творческие конкурсы, подписывал газетные номера в печать, а также непрерывно сочинял рассказы. Редакция газеты располагалась тогда в корпусе на улице Лоцманская, д.3. В каком точно кабинете она находилась сейчас уже трудно установить. Борис Салов, также долгие годы руководивший газетой, опросил десять сотрудников «Корабелки» и все они называли разные места размещения редакции, сходясь лишь в том, что она базировалась на 4-м этаже.

В книге Анны Коваловой и Льва Лурье «Довлатов» собраны воспоминания людей, знавших Сергея Донатовича. Годы его работы в «Корабелке» также отражены в памяти коллег, приятелей и знакомых писателя. Во всех мемуарах четко прослеживаются два вывода: первое, работа в ЗКВ не была смыслом жизни  журналиста и редактора, хотя он с ней достаточно хорошо справлялся, и, второе, труд в редакции оставлял Довлатову массу свободного времени, которое он использовал для занятий литературой.

Вот, что вспоминает школьный друг Довлатова Дмитрий Дмитриев: «Помню, я очень удивился, когда Сережа мне сообщил о  том, что пишет рассказы.  Тогда  он  был редактором  многотиражки   Кораблестроительного   института  «За  кадры верфям»  и   жаловался   на   то,  что   работа   у   него   скучная и неинтересная. Зато в свободное время можно писать не эти бессмысленные тексты, а что-то свое. Сережа предложил мне почитать, но мне  тогда   был  недосуг.  И  так много книг нечитанных, а тут еще читать  то, что Серега пишет!».

Вдова писателя Елена Довлатова также свидетельствует: «С самого начала  было  понятно,  что   работа  в любой газете, в  том  числе  и  в  многотиражке  «За  кадры верфям», для  него  окажется временной.  Ему  просто нужно  было  создать какую-то материальную базу.  Тем  более что такая журналистика не предполагала дико напряженного режима. Сережа мог себе позволить определенные послабления,  и  часть рабочего времени  он  использовал для написания рассказов. В первое время после армии  он  писал очень много». Отметим, что во время работы в институтской газете в жизни Довлатова случается такое радостное событие, как рождение старшей дочери Екатерины 6 июня 1966 года. В один день с Пушкиным. Это, несомненно, стало поводом для вечеринки  в редакции ЗКВ.

По словам фотокорреспондента Василия Воронцова, он не так часто работал с Довлатовым напрямую. «В основном с  ним  сотрудничал Юрий Щенников — автор знаменитых фотографий Довлатова, на которых  он  заснят в нашей редакции. Газета « За  кадры верфям»  была  бесплатной или продавалась по копейке чисто символически. Рядом с пачкой газет стоял ящичек, в который можно  было  опустить или не опустить монетку. О чем можно  было  в ней прочесть? О студенческой жизни, о спорте, о нововведениях в  институте, о выступлениях ректора. В ней могли  быть   и  научные материалы, но о них старались писать как можно доступнее. В  то  время  Кораблестроительный   институт  не  был  местом, где учились люди, ориентированные на сугубо технические интересы.  Тогда  технические вузы, в  том  числе  и  этот,  были  более востребованы интеллигенцией, чем крупнейшие гуманитарные  институты». Сам Воронцов однажды стал призером конкурса на лучшую фотографию. В жюри конкурса входил Довлатов.

Архитектор Леонид Копыловский вспоминает: «Мы с ним  познакомились, как раз когда он работал в многотиражке Кораблестроительного   института. Сережа пришел ко мне брать интервью по поводу каких-то смешных  и  серьезных проблем, связанных с проектированием вуза. Наши несуществующие подвиги  он  описывал со свойственным  ему  юмором. Газета « За  кадры верфям»  была  по-своему забавной, но работать в ней, я думаю,  было   и  тяжело,  и   неинтересно. Эта  многотиражка, естественно,  была еще более идеологизированной, чем другие, ведь  Кораблестроительный   институт   был  закрытым. Писать приходилось об учебном процессе, о профсоюзных собраниях. Обо всем об этом Сережа мне особенно не рассказывал, потому что  ему  это  было  малоинтересно. Любопытно другое: он  почти ничего не говорил  и  о своей главной, основной  работе  — о  том, что  он  пишет рассказы. В  то  время мы с Сережей часто встречались, я хорошо знал  его  семью, но  его  литературная деятельность  была  от меня скрыта».
Здесь, по всей видимости, большую роль играл выбор самого Довлатова – кому можно говорить о литературных опытах, а кому нет. Например, его подруга Людмила Штерн вспоминает: «Некоторые писатели не выпускают из рук свое произведение, пока оно не кончено, не отшлифовано и не отполировано до блеска. Другие, и к ним относился молодой  Довлатов, не могут не только закончить рассказ, но просто продолжать  писать, не получив, как говорят американцы, feet back — обратной связи. Часто  Сергей  звонил, чтобы прочесть по телефону всего лишь новый абзац».

Воспоминания Штерн также свидетельствуют о довольно льготном рабочем графике журналиста «Корабелки»:  «В первый год нашего знакомства мы виделись часто: три-четыре раза в неделю. Способствовала этому куча свободного времени у обоих. Довлатов, вопреки любимым ссылкам на «страшную занятость», не убивался в своей  газете  «За   кадры   верфям». «Обычно мы встречались на углу Невского и Литейного в десять часов утра и направлялись к Неве, с заходом в «Академкнигу» и в рюмочную — на углу Белинского. Начиналось обсуждение написанного им накануне рассказа. Обычно оно сводилось к панегирикам».

По словам Льва Лурье, «работа  тогдашнего журналиста заключалась исключительно в том, чтобы лгать. Надо было  писать  про передовиков, давались совершенно комические задания, которые, надо сказать, Довлатов выполнял с необычайной виртуозностью. При этом иногда неплохо. Я помню, например, смешной фельетон в  газете  «За   кадры   верфям» о недостаточном качестве супа в столовой Кораблестроительного института».

Автор этой статьи с большим интересом пролистал подшивки вузовской газеты за «довлатовский период». Темы его публикаций в ЗКВ – будни и праздники «Корабелки». Надо сказать, что отнюдь не в каждом номере появлялись заметки Довлатова. Редактор не тянул на себя одеяла, давал писать другим. Довлатовские материалы обычно подписаны либо его фамилией, либо псевдонимом Д.Сергеев, или вообще шли без подписи от редакции.  В своих репортажах он освещал такие события, как посвящение в студенты, подготовка к экзаменам, ход сессии на разных факультетах, проведение конкурсов научных работ, сообщения деканатов. Некоторые материалы выходили с рисунками автора – всегда оригинальными.

Охотнее и чаще всего он писал в рубриках «Прочти эту книгу», и «Твои друзья – книги», рекомендуя читателям те или иные книжные новинки. В мини рецензиях можно было творчески развернуться, и редактор использовал этот шанс. Очень интересна, например, полемическая заметка «Инженер и современное искусство». В ней Довлатов сравнивает гуманитариев с инженерами, призывая последних не стесняться отсутствием даже поверхностных знаний об искусстве, а сосредоточиться на внимательном изучении тех областей, к которым имеется внутренняя тяга. «Сознательно отказавшись от ложной широты взглядов, вы сможете глубоко и прочно постичь те явления культуры, которые вам наиболее близки. У вас установятся интимные отношения с искусством, и вы не станете обесценивать их в случайной беседе. Не гонитесь за друзьями-лириками. Смотрите, слушайте, читайте. Искусство отблагодарит вас за внимание» - советует Довлатов молодым инженерам.

Периодически на полосах газеты появлялись небольшие рассказы о революционном и военном прошлом сотрудников ЛКИ. При Довлатове в ЗКВ также давались анонсы новых фильмов. В последнем за декабрь 1968 года номере газеты впервые появился герой - боцман Лом Дудкин. Он стал символом рубрики «На полубаке»,  автором которой наряду с Довлатовым выступил  доцент кафедры судовой автоматики Борис Тараторкин. Запомнилась и забавная карикатура из жизни редакции многотиражки. Ее тема актуальна и сегодня. Редактор обращается к сотрудникам вуза с просьбой написать что-нибудь в газету. Всем некогда, все отказываются, а потом приходят в редакцию и упрекают редактора в том, что газета скучновата. А газету с тяжеловесными партийными отчетами, рапортами и регулярными обширными статьями, посвященными революционным датам, да простят меня читатели той поры, трудно назвать легким и удобоваримым чтивом. Год из года события, поводы, темы - повторялись. Неудивительно, что при заходе на четвертый календарный круг Довлатову все порядком наскучило.  К тому же, главным в его жизни оставалось писательство. Эта чаша перевешивала все остальное.

«Подобно большинству журналистов, я мечтал написать роман. И не в пример большинству журналистов, действительно занимался литературой. Но мои рукописи были отклонены самыми прогрессивными журналами», - признавался впоследствии писатель на страницах книги «Чемодан». На период деятельности Довлатова в редакции «За кадры верфям» пришлось два очень важных эпизода в его литературной биографии. В декабре 1967 года в Доме писателей впервые состоялось публичное чтение и обсуждение рассказов Довлатова. Это событие совпало с юбилейным вечером, посвященным Г.Гейне. «Поклонники Гейне собрались на втором этаже. Мои – на третьем. Мои – клянусь! – значительно преобладали» - утверждал писатель. Слушатели были в восторге от довлатовских рассказов. Автор, окрыленный надеждами, разослал рукописи по журналам. 

В январе 1968 года Довлатов в компании с другими молодыми прозаиками и поэтами выступал в рамках еще одного творческого вечера. Прошедшее с большим успехом мероприятие, было затем расценено городскими властями, как форма идеологической диверсии, «хорошо подготовленный сионистский художественный митинг». В основе этой оценки лежало обращение в партийные органы руководителя и членов литературной секции  Ленинградского клуба Россиян при Обкоме ВЛКСМ. Как отмечал Довлатов: «письмо вызвало чуткую реакцию наверху. Требования «подлинных советских ленинградцев» были частично удовлетворены. Руководители Дома Маяковского получили взыскания. Директора попросту сняли».

Довлатова начали преследовать неудачи. Его произведения отвергались редакциями журналов (хотя рукописи оставляли благоприятное впечатление у рецензентов и редакторов). Недоставало семье и денег: «Получал    около   ста    рублей. Плюс  какие-то  малосущественные   надбавки. Так,  мне  припоминаются  ежемесячные четыре  рубля  «за освоение более совершенных методов хозяйствования» - позднее вспоминал писатель.

Подавленное и удрученное состояние редактора ЗКВ не могло не отразиться на работе в газете. Стимулы отсутствовали. Текстов он пишет все меньше. Полосы издания заполнены бог знает чем. Надо было что-то менять в жизни. В апреле 1969 года Довлатов покидает тихую, спокойную гавань «Корабелки», давшую ему самое нужное – определенный люфт для творчества. Он уходит из вуза 17 апреля и в этот же день выпущен номер ЗКВ, посвященный 99-летней годовщине со дня рождения В.И.Ленина. Интересно, что автором одной из опубликованных там заметок является Елена Довлатова – супруга писателя. По крайней мере, под ее фамилией выходит текст «Ленинские дни в ЛКИ». А в карьере Сергея Довлатова наступает период чехарды. Сперва он устраивается учеником в бригаду камнерезов комбината декоративно-прикладного искусства. Затем ненадолго отправляется в Курган, рассчитывая найти место в охотничьих и рыболовецких артелях и присматриваясь к местным газетам. В самом начале 70-х он успел послужить и в должности литературного секретаря писательницы Веры Пановой. Очередным жизненным этапом на его пути станет работа в  Эстонии в 1972-1975 годах.

Вторая половина 60-х годов оказалась временем надежд и разочарований Довлатова. Отметим, что работа в газете «За кадры верфям» явилась значимой вехой в литературной карьере писателя. Свободный график, не слишком утомительный труд, избыток времени и возможность писать «для себя», развитие и переплетение литературно-журналистских знакомств – все это создавало хорошую почву для оттачивания писательского мастерства Сергея Донатовича. Из армии он вернулся с ворохом неотделанных лагерных рассказов. Однако прежде чем рассказы оформились в повесть, прошло немало лет, многое изменилось, и, в первую очередь, литературный стиль и приемы Довлатова. Сидя в редакторском кресле, он совершенствовался как писатель. Необременительная журналистика благоприятствовала литературе. В повести «Ремесло» Довлатов  так писал о своих первых шагах в журналистике и об отношении к этой профессии: «…тогда я был полон энтузиазма. Много говорится о том, что журналистика для литератора — занятие пагубное. Я этого не ощутил. В этих случаях действуют различные участки головного мозга. Когда я творю для газеты, у меня изменяется почерк».

И, хотя деятельность Сергея Донатовича в ЛКИ не нашла прямого отражения в его литературном творчестве, сегодня в Санкт-Петербургском государственном морском техническом университете частенько вспоминают Сергея Довлатова. Мы гордимся тем, что имя талантливого русского прозаика вписано в историю вуза, и с уважением относимся к его журналистскому наследию, сохранившемуся в подшивках газеты «За кадры верфям».

К 25-летию со дня смерти Сергея Довлатова

Словно рыцарь в скромных латах
И в бумажной легкой мантии
К нам влетел Сергей Довлатов
На Пегасе – Росинанте.

Штурмом взял литературу,
Влив талант в ее каверны.
Этот мастер, мэтр, гуру
Воевал против неверных

Ударений, слов и знаков,
Выводил их, как проказу.
И отстроил много замков
В виде повестей, рассказов.

Заключал слова рукою
В драгоценную оправу,
И отточенной строкою
Бил налево и направо.

Даже в жиже лужи грязи
Бешеным усилием воли
Чистоту словесных связей
Замарать бы не позволил.

Понимая юмор тонко,
Зная прелесть его плена,
Он любил смеяться громко,
Приподняв забрало шлема.

Изучал мир в микроскопе
И творил не ради платы.
Сонмы стрел и стаи копий
Звонко бились в его латы.

В рыцаря лупили метко
И всегда прямой наводкой.
Он полученные метки
Прижигал вином и водкой.

Не прошли, видать, бесследно
Ссадины, рубцы и раны.
Нас покинул рыцарь бедный,
К сожалению, слишком рано.

Четверть века миновало,
Верен смысл постулата:
Да, писателей навалом,
Нет такого, как Довлатов.

Александр Бутенин
e-mail: butenin.alexandr@gmail.com

---

Ко дню рождения Сергея Довлатова

(03 Сентября 2015 года)

Сегодня исполнилось бы 74 года Сергею Довлатову (1941-1990). Он не был выпускником «Корабелки», но в течение 3,5 лет работал литературным сотрудником, а потом и исполняющим обязанности главного редактора газеты «За кадры верфям». В конце 60-х годов Довлатов старался делать нашу газету более живой, интересной для читателя. А ныне университет гордится тем, что имя писателя связано с историей вуза.

Звезда писательской славы Довлатова высоко взошла над Россией в 90-х годах ХХ века. Его книги были изданы многомиллионными тиражами. В его честь переименована улица в Нью-Йорке. В Петербурге подыскивают место для памятника прозаику. Его, превратившийся в музей, домик в деревне Березино Псковской области, стал объектом паломничества тысяч туристов, дополняя карту достопримечательностей Пушкиногорья. Довлатовские места появились в Таллине, Кургане и Уфе.  Довлатов стал самым читаемым и популярным писателем России, человеком-легендой, литературным мифом. Книги писателя нашли отклик в душах каждого из нас, кроме тех, кто еще не успел их  прочитать.

За последние годы в газете «За кадры верфям» и на сайте было сделано немало публикаций, посвященных жизни, журналистской и литературной работе Сергея Довлатова. Но сегодня, в день рождения писателя, мне хотелось бы просто вспомнить его и дать несколько полезных советов студентам, не успевшим познакомиться с его творчеством.

Прежде всего, порекомендую книги Довлатова вниманию студентов, приехавших в Санкт-Петербург из других городов и стран. Читайте Довлатова, ибо написанное им позволит вам лучше увидеть этот город, понять его, прочувствовать дух даже не Питера, а Ленинграда. Вы узнаете - чем жила литературная богема в 60-70 годах ХХ века. Найдете на страницах довлатовских книг описания тех мест, которые ныне уже не существуют, но навсегда вписаны в летопись северной столицы.

Начните с повести «Чемодан», состоящей всего из восьми глав. Эмигрант открывает чемодан, вывезенный из России, перебирает вещи, нажитые им за всю жизнь, и за каждой из этих вещей кроется забавная история, заставляющая читателя улыбнуться. Большинство историй относится к Ленинграду.  Возникает невольное желание своими глазами увидеть - где и что происходило, хотя все описываемое наполовину авторский вымысел.

Я иногда для своих друзей провожу экскурсии по довлатовским местам города. Наш путь пролегает по улице Рубинштейна, где жил писатель, по набережной Фонтанки, по Караванной улице, по Белинского, Моховой, Шпалерной и Захарьевской. Это всего лишь один из маршрутов. Путешествуешь по Питеру, и, куда ни кинь взгляд, – все напоминает о Довлатове и его персонажах. Посмотрите на поручни у входа в Елисеевский магазин, на городском жаргоне, так называемая, «жердь». Традиционное место «стрелок». Здесь герой Довлатова встречался с фарцовщиком Фредом, перед тем как провернуть дело с финскими креповыми носками. Киньте взгляд на здание городской Думы – под ним солдат ВОХРы из рассказа «Кожаный офицерский ремень» мечтал после дембеля просто посидеть на скамейке. Так он представлял себе свободу.

Перенесемся на стрелку Васильевского острова. Сочетание воды и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу, в которой трудно быть лентяем, но довлатовскому герою это удавалось. Тут перед стрекочущей кинокамерой Шлиппенбаха размашисто ходил Петр Великий в исполнении Сергея Донатовича. Это история о так и неснятом, нелепом  «аполитичном фильме».

Доедем в метро до станции Ломоносовская и отыщем место, где над пассажирами опасно нависала мраморная плита с барельефом Ломоносова, вытесанная пьяными камнерезами к юбилею Октябрьской революции. Сворачиваем с набережной Обводного канала на Лермонтовский проспект, и через несколько кварталов упираемся в здание бывшей гостиницы «Советская» (ныне «Азимут»), возле которой на стоянке такси герою рассказа «Зимняя шапка» заехали в глаз скороходовским ботинком. И тут же вспоминается довлатовская фраза: «Когда же мы научимся выпускать изящную советскую обувь?!». Карта довлатовских местечек в северной столице очень обширна, разнообразна и интересна.

Еще порекомендую вам прочитать книжку «Компромисс». Сюжеты для новелл «Компромисса» взяты из журналистского опыта Сергея Довлатова в эстонской русскоязычной газете «Советская Эстония» в 1972—1975 годах. К каждой новелле предпослана газетная преамбула. В этой преамбуле показывается результат журналистской работы героя новелл, а в самих новеллах — процесс работы. Читать это одновременно и смешно и грустно.

Затем переходите к повести «Заповедник». Автор считал это произведение объемом менее 100 страниц - лучшим из всего им написанного. Как и в большинстве книг Довлатова, прототипом главного персонажа является сам автор, работавший экскурсоводом  в Пушкинских горах в 1976—1977 годах. Сюжет, герои, диалоги и ненавязчивые философские размышления писателя – доставят вам огромное удовольствие.

Помимо уже упомянутых произведений я также люблю перечитывать «Записные книжки», часто листаю автобиографический сборник «Наши» и повесть–исповедь литературного неудачника «Ремесло». Особняком в творчестве Довлатова стоит его книга «Зона» - записки надзирателя охраны. Фактически с этого материала начиналось его писательство. Мне нравится юмор, искрящийся  в колонках редактора газеты «Новый американец». Есть невыразимая прелесть в опубликованных письмах Довлатова, его шаржах и стихотворных экспромтах. Вот такой шорт-лист любимых произведений Довлатова. Не поленитесь прочесть перечисленное, и мы будем с вами говорить на удивительном языке довлатовских цитат, станем чаще улыбаться и начнем без лишних слов понимать друг друга.

Чем еще хороша проза Довлатова? Изучая ее, вы сможете выработать в себе хороший литературный стиль. Это поможет вам в работе и в жизни. Писатель обладал завидным талантом – вкусом и требовательностью к слову. Недаром, работая над произведением, он специально создавал себе дополнительные трудности – придумал писать книги строками, в которых не было двух слов, начинающихся на одну и ту же букву. Вам кажется это невозможно? Можете сами проверить. За небольшой погрешностью вы не найдете в произведениях Довлатова предложения, в котором бы повторялись заглавные буквы в словах.

Пропускать повествование, через такое мелкое редакторское сито, через прокрустово ложе авторского самоконтроля – дополнительный, утомительный, казалось бы, неблагодарный труд. Но это стало основой стиля Довлатова. Отбор слов по начальным буквам заставляет задумываться над каждым словом, ведет к экономии слов в строке. Предложение разряжается, в нем появляются просветы, воздух. Лаконичность фразы, ее прозрачность, ясность в мастерском исполнении  Сергея Довлатова создают труднодостижимый эффект естественности, убедительности, подлинности, реальности описываемых ситуаций и персонажей. Он буквально конструировал, собирал по слову, по буквам собственные произведения. Все, что он написал – дорогой, штучный товар, продукт ручной сборки, hand made.

Дорогие студенты «Корабелки», читайте Довлатова, наслаждайтесь его юмором и помните, что он работал и созревал как писатель в вузе, в котором вы учитесь.

Александр Бутенин
e-mail: butenin.alexandr@gmail.com

---

Загадки Сергея Довлатова (К юбилею писателя)

(02 Сентября 2016 года)

Не знаю уж как там весь мир, Россия и Москва, ну а Петербург с размахом собирается отметить 75-летие писателя Сергея Довлатова. Для читающей публики день рождения любимого писателя – большой праздник. Программа торжественных мероприятий очень насыщена. Ожидается приезд и выступления именитых гостей, литераторов, людей лично знавших Довлатова. Соберутся его знакомые, приятели, друзья и даже недоброжелатели, которые за последние два десятка лет тоже превратились в друзей прозаика. Все станут делиться воспоминаниями. Грядут конференции, круглые столы, квесты, викторины, спектакли, перфомансы, фильмы, концерты, выставки и чтения. Вопреки утверждению писателя: «любить публично – скотство», люди не стесняются демонстрировать свою любовь к творчеству Довлатова. Этим и мы займемся 2-4 сентября на фестивале «День Д» на улице Рубинштейна и в ее окрестностях.

Готовясь к юбилею Сергея Донатовича, приятно было вновь погрузиться в его произведения и поразмышлять о некоторых загадках, сопровождающих эту монументальную фигуру современной литературы. Собственно, загадкой является уже тот факт, что Довлатов по-прежнему остается современным писателем, несмотря на свою раннюю смерть 26 лет назад. Не каждого писателя вспомнишь спустя четверть века после его кончины. Тем более не всякого захочешь перечитать. А, главное, надо ведь учесть, что за этот немалый промежуток времени изменилось все. И в стране и в мире. Политика, экономика, техника, общество, наконец. Писатель Довлатов этого не застал и перемен не увидел. Он не думал, что СССР развалится. Едва ли владел мобильным телефоном, которые тогда не были распространены. Не представлял себе, что такое интернет, жидкокристаллический экран монитора и пр. Максимальным техническим достижением для него было освоение автомобиля и телефонного автоответчика. До последних дней в своей работе он пользовался авторучкой и блокнотом для записей, а также простой печатной машинкой с копиркой. Писал о том, что ему ближе. О том, что он хорошо помнил и знал. При этом все, о чем он писал – очень знакомо и близко нам, живущим сегодня. Мы его понимаем и, перелистывая страницы его книг (уже на планшетах), смеемся в тех местах, где автору было нужно, чтобы мы смеялись. И задумываемся там, где это требуется. Почему так? Может быть, потому что писал он о том, что не меняется десятилетиями? Что находится вне времени? О людях с их характерами, судьбами, проблемами и немудреным существованием. Об отношениях между людьми. О мелком и незначительном, что нам так привычно. О повседневном человеческом быте, в котором всегда есть место одновременно – смешному, грустному и страшному. Писатель никого не поучает, ничего не осуждает, не морализирует, не навязывает своих идей и мыслей. Он просто внимательно подмечает и точно выражает речь и поступки окружающих людей, способные вызвать улыбку, усмешку, ухмылку или хохот читателя. «Ад – это мы сами» – читаем мы у Довлатова. Но ведь и в аду имеются смешные стороны и детали. Довлатов умел обращать на них внимание и делал их более рельефными, выпуклыми. Вероятно, и в раю есть о чем взгрустнуть. Довлатов актуален, интересен и жизнеспособен. Многие его современники-писатели – ныне прочно забыты. Парадокс.

Творчество Сергея Донатовича полно загадок. Например, много говорилось про его уникальный литературный стиль. Обратимся к первоисточнику. Вот как сам Довлатов в письме к Науму Сагаловскому объяснял свою теорию: «Я считаю, что каждый прозаик должен надевать какие-то творческие вериги, вводить в свое письмо какой-то дисциплинирующий момент. В поэзии роль таких вериг играет рифма + размер. Это дисциплинирующее начало уберегает поэтов от многословия и пустоты. У прозы таких рамок нет, их, мне кажется, надо вводить искусственно. Что касается меня, то вот уже лет шесть я пишу таким образом, что все слова во фразе начинаются у меня на разные буквы. Даже предлоги не повторяются. <…> Короче, для меня это стало психозом. Вот раскрой мои три-четыре последние книжки и убедись». Письмо датировано июнем 1986 года.

Следовательно, за шесть лет таким способом Довлатовым написаны книги: «Компромисс» (1981) «Заповедник» (1983), «Наши» (1983), «Иностранка» (1986), «Чемодан» (1986) и др. Начинаешь проверять, раскрываешь наобум любую страницу и восхищаешься, да, действительно вроде так оно и есть. В довлатовском предложении отсутствуют слова на одну и ту же букву. Но невольно задаешься вопросами: под силу ли автору так придирчиво концентрировать свое внимание на строке? Хватит ли ресурсов в русском языке, чтобы верно и ярко выражать мысли, эмоции и чувства человека, заботясь при этом о разности начальных букв в словах? Мастерство конструирования фраз вызывает чувство уважения к писателю. Тем не менее, во всяком произведении Довлатова читатель может обнаружить исключения из правил. Приведем примеры в порядке хронологии издания книг.

Берем «Компромисс» и на второй страничке сталкиваемся с повторением букв: «И все же какие-то люди стоят за этим, какие-то разговоры, чувства, действительность».  В «Заповеднике» повторов много: «Грязноватое желтое здание с колоннами, часы, обесцвеченные солнцем…», «хорошо, – говорю, – с плохой стороны», «Мы берем одну, заметь, одну чувиху и едем на пленэр». А в этом симпатичном афоризме аж тройное повторение первых букв «я думаю, любовь к березам существует за счет любви к человеку». В «Наших» опять-таки на первой странице встречается: «Сначала он жил в Харбине, где и родился мой отец». В первой главе «Иностранки»: «Десятый год Евсей утешает жену мыслью о том, что бизнес достанется сыну». Откроем «Чемодан», посмотрим на вещи: «под ними – вельветовая куртка на искусственном меху». Это из предисловия.

А ведь Довлатов порой намеренно менял фамилии персонажей, названия населенных пунктов, даты событий в погоне за сохранением чистоты своего стиля. И все же во всякой книге, как доказано, существуют отступления от абсолюта. Что этому причиной – невнимательность автора? Невозможность в каждом упомянутом случае (а сколько еще их рассыпано по книгам) избежать повторения? А может быть мистификатор Сергей Довлатов специально изредка допускал повторы начальных букв в словах, чтобы всем морочить голову?

Думается, вряд ли это так, ведь в упомянутом выше письме он признавался: «Даже в цитатах я избегаю двух слов на одну букву в одной фразе. Например, в «Заповеднике» я цитирую Пушкина: «К нему не зарастет народная тропа...». Меня не устраивали «нему» и «народная». И я пошел на то, чтобы поставить: «К нему не зарастет священная тропа...». А затем сделал сноску: «Искаженная цитата. У Пушкина – народная тропа». С предлогом «не» пришлось смириться, ничего не смог придумать».

Короче, еще одна загадка. Хотя на счет искажения  Пушкинской цитаты лично у меня есть гипотеза, что Сергей Донатович немного лукавил. Достаточно вспомнить, что цитирует стихотворную строчку отнюдь не литературный герой книги – Борис Алиханов, а другой персонаж – сотрудник экскурсионного бюро Галина Александровна. Получается, это ее ляп. Не секрет, что Довлатов с юмором относился к обитателям Пушкиногорья. Автор убивает сразу двух зайцев – уличает специалиста заповедника в невежестве, и, вместе с тем, оправдывает собственноручное искажение пушкинской цитаты необходимостью неукоснительно следовать выбранному стилю. И подколол и руки умыл. Красота!

Загадкой остаются неоднократные трактовки на новый лад Довлатовым одних и тех же сюжетов. Например, как минимум, трижды прозаиком интерпретируется история знакомства с женой: то ее забыл Гуревич после вечеринки дома у автора, то встреча состоялась на именинах хомяка в квартире живописца Лобанова, то будущая супруга явилась к Довлатову в роли агитатора в день выборов. Воистину, тема семьи – неисчерпаема. Полагаю, что все три версии отличаются от реальной истории  этой семейной пары. Дважды с изменением фамилии персонажа в книгах Довлатова упоминается система предупреждений о приходе на дом наряда милиции. В первом случае известные кодовые слова в телефонную трубку чеканит спившийся журналист Гена Сахно, во втором – опустившийся журналист Гена Смирнов. Разница между ними заключается лишь в том, что первый пьет портвейн, а второй употребляет шартрез. Примеры можно продолжать. Анекдоты из жизни писателей Довлатов первоначально вкрапляет в канву повести «Невидимая книга», а позже издает их отдельным произведением «Записные книжки». Хорошо, что в собрании сочинений Довлатова, вышедшем в издательстве «Лимбус-Пресс» в 1993 году с рисунками Александра Флоренского, эти вещи разнесены по разным томам. Иначе повторы смущали бы читателей.

Некоторые словесные конструкции Довлатова кочуют из книги в книгу. Например, фраза «дальнейшие события излагаю бегло, пунктиром», повторяется трижды: в романе «Наши», в повести «Марш одиноких» и в рассказе «Старый петух, запеченный в глине». А что, хорошее, проверенное соединение слов. То же происходит с метафорами. Придумав однажды наиболее точное сравнение собаки Глаши с березовой чурочкой, Довлатов не раз к нему возвращается («Соло на ундервуде», «Наши», «Ремесло»). Также не отрекается автор от еще одной устойчивой метафоры, уподобляющей нос фокстерьерши «крошечной боксерской перчатке». Раз уж созданы близкие к идеалу метафоры, так чего от них отступать? От добра добра не ищут. Фраза: «подцепил ускользающий маринованный гриб» у Довлатова дважды фигурирует в одном произведении – в шестой и двенадцатой главах «Компромисса». Щепетильно вглядывающийся в буквы, с целью не допустить их повторения в словах, Довлатов на удивление легко мирится с повторениями одних и тех же фраз в разных произведениях. Почему? Загадка. Невольно вспоминается Владимир Высоцкий, который, комментируя наличие одной и той же мелодии в песнях «Корабли» и «Прощание с горами», просто заявил, мол, к чему претензии, моя мелодия - как хочу, так и использую! Тоже верно.

Кстати, еще одной загадкой является личное знакомство Довлатова и Высоцкого. Вернее, отсутствие такового. Это непостижимо странно. Оба – талантливые люди, почти ровесники, в 60-70-х годы напряженно работавшие над словом. Оба имели общие знакомства в мире искусства, в творческой среде: Олег Даль – театр и кино, Иосиф Бродский – поэзия, Михаил Шемякин – живопись и скульптура, да мало ли еще. Оба испытывали одни и те же проблемы с официальным признанием их литературных способностей в СССР. Оба не печатались. Наконец, оба в одно и то же время находились в США. Но тут надо сделать небольшое пояснение: Высоцкий в период с 1976 по 1979 годы посетил США пять раз. Довлатов, как мы знаем, эмигрировал в августе 1978 года. К моменту четвертого визита Высоцкого, который пришелся на январь 1979 года, Довлатов временно жил в Австрии. В Америку же прибыл только в феврале. Таким образом, гипотетически их встреча могла бы состояться лишь в начале декабря 1979 года, во время последнего короткого американского вояжа Высоцкого. Но – не случилось. Высоцкий был уже тогда знаменит, а имя Довлатова пока еще не было широко известно. Возможно, они знали друг друга заочно, со слов общих знакомых. А может и нет. Сейчас популярность обоих в России почти равнозначна. А мы, кажется, потеряли от того, что у нас нет их совместных фотографий, взаимных отзывов, живых словесных портретов.

Немало белых пятен имеется в биографии семьи писателя. Вот допустим, его маму все называли Нора Сергеевна, так указано во всех воспоминаниях. Но ведь ее отцом был Степан. Тот самый, что выкрикивал загадочное и грозное заклинание «Абанамат». Так почему же она – Сергеевна? Непонятно. Или это отчество принято ею в честь сына?

По отцу у Сергея Донатовича была фамилия Мечик. До окончания школы он пользовался двойной фамилией Довлатов-Мечик. Еврейская семья Мечиков жила в Харбине и Владивостоке, где советская власть установилась позже всего. Там же в 1919-1921 годах на стороне красных воевал Александр Фадеев. Впоследствии он написал об этих событиях роман «Разгром». В романе назвал одного из персонажей Павлом Мечиком. Герой этот – отрицательный. Проявляет себя не слишком мужественным, слабым человеком. Всхлипывает, заикается. В конце концов, в минуту опасности предает отряд и трусливо сбегает, спасая свою жизнь. Есть мнение, что Фадеев, зная по дальнему востоку семью Мечиков, использовал их фамилию в своем романе. Так ли это? – загадка. В любом случае, честь довольно сомнительная, оставляющая неприятный осадок. Недаром Донат, решивший направить стопы по творческой стезе, взял себе псевдоним «Весенний». Под которым в декабре 1928 года отправил довольно забавное письмо Михаилу Зощенко. Последний приводит текст послания в книге «Письма к писателю», сохранив стилистику и орфографию юного провинциала.

«Будучи незнакомым, посылаю мою пародию на Ваши юмористические рассказы. С 1925 года (с начала студийной работы) я рассказывал Ваши рассказы с эстрады. Как и у большинства остальных рассказчиков, они проходили с должным успехом. На последнем курсе нашего драматического отделения рассказывают Ваши рассказы половина мужского состава. Вас любят читать. Я лично еще молод – мне 19 лет. Кроме студийной работы я отдаю время литературе – пишу стихи, новеллы. В Союзе писателей состою недавно; печатаюсь с пионерского возраста.

Я много думаю о том, почему Вы не поедете в гастроль: успех моральный и материальный обеспечен. Вас любят, даже больше – Ваши рассказы причина здорового смеха.

С товарищеским приветом Донат Весенний.

Я забыл – если понравится компиляция-пародия, то передайте для напечатания по своему усмотрению. Отвечайте! Это представит мне исключительное удовольствие».

В ответ Зощенко посоветовал юноше «в срочном порядке переменить весенний псевдоним на более посредственный. В 19 лет это, может быть, звучит гордо, но в 35 лет будет чертовски неловко перед уважаемой публикой». Донат воспользовался советом и слава богу, а то, чего доброго, знали бы читатели Сергея Довлатова, как Сергея Весеннего. Этого только не хватало. А вообще понятно, почему Довлатов отзывался о творчестве отца с изрядной долей снисходительности, как бы дистанцируясь от родителя. И одновременно становится ясно – откуда у него проявилась тяга к литературе. Явно по наследству. Интересно, что когда книга Зощенко переиздавалась в августе 1990-года, редактор сборника дал в примечаниях небольшую биографическую справку на Доната Мечика, как лицо довольно известное в артистических кругах, не удостоив вниманием его сына. Тогда имя Сергея Довлатова широкому российскому читателю ни о чем не говорило. Спустя год все кардинально переменилось.

Загадочна смерть писателя 24 августа 1990 года, последовавшая в тот самый день, в который он ровно за дюжину лет до этого покинул родину. За границей родился Довлатов-писатель и умер Довлатов-человек. Загадочна природа невероятной славы, обрушившейся на Сергея Довлатова после смерти. Что это – случай? Судьба? Невероятно удачная конъюнктура на литературном рынке новой России? Или плоды работы русских журналистов-друзей Сергея Донатовича, популяризировавших его имя и творческое наследие? В итоге, тот, кто последним стартовал в забеге, триумфально финишировал первым, намного обогнав остальных, навсегда их опередив.

Ну и еще одной загадкой является таинственное исчезновение из стен СПбГМТУ пишущей машинки Сергея Довлатова, которой он пользовался, работая в редакции университетской газеты «За кадры верфям». Пропажа раритета пришлась на период смены редакторов многотиражки в декабре 2014 года. Где сейчас этот ценный артефакт – одному богу известно. Да еще может бывший редактор ЗКВ в курсе. Не сомневаемся, рано или поздно и эта загадка тоже разрешится. 

Александр Бутенин
e-mail: butenin.alexandr@gmail.com

---

«Инженер и современное искусство»

Сергей Довлатов. «За кадры верфям», 10.04.1967